Глава 29.
Стеклянный глаз
Отражающийся в белых плоскостях солнечный свет был эффективнее любой швабры и тряпки. Заляпанные, исчерченные сотнями резиновых подошв полы в зале ожидания так сверкали, что я позавидовал Сумскому с его очками. В зале было тесно от людей. Воняло потом и клеем. Стучали кассовые аппараты, стучали замочки чемоданов. Хлюпала теплая вода в пластмассовых стаканчиках. Плакали дети, и наверное от жары во всем присутствовала какая-то неестественная вялость.
Бегло осмотрев зал, я не обнаружил ни одного бомжа. Бессознательно я искал свою утраченную любовь - шикарную блондиночку с лентой Мебиуса во рту. Никого. Вообще никого среди серой вокзальной суеты. Ни одного цветного пятна. А ведь в это время их должно быть много здесь. Самая работа для попрошаек. Только темные кривые натеки на стенах, там, где они, вероятно, сидели прислонившись, указывали на существование гоблинов. Странная ассоциация в жару - мокрые пятна вместо людей.
На нас обращали внимание. В медленно поворачивающихся лицах я заметил какое-то одинаковое оцепенение.
Дверь вокзального отделения милиции была плотно прикрыта и рядом с ней стоял, играя дубинкой, незнакомый молоденький милиционер. Узкая золотая полоска на погонах. К поясу пристегнуты наручники. Кобура. Милиционер чего-то явно ожидал.
Не сбавляя шага, мы пересекли зал и, протиснувшись сквозь толпу провожающих, между двумя отбывающими поездами сошли на рельсы. Впереди Борис Ерофеев, за ним Сумский, Екатерина Васильевна догнала нас только на платформе. Я подал ей руку, помогая спуститься вниз. Я прислушивался, но за звоном проводов и стоном электровозов никак не мог разобрать ни одного слова из вокзальных объявлений. Шли быстро и молча, пока не оказались в лабиринте вагонов на запасных путях.
В прошлый раз, на рассвете это место показалось мне глухим и диким. Теперь иллюзия рассеялась. Под голубыми небесами вдоль побитого товарного состава с интервалом в двадцать метров стояли навытяжку боевики спецподразделения «тень». Мальчишки в коричневых рубашках, шортах и ботинках на скобках. Возле каждого вагона офицер - «черная вдова». Я посчитал: вагонов было одиннадцать. Васнецов остановился, и все остановились. Павел Фомич демонстративно заложил руки за спину.
Здесь нужен был фотоаппарат. Улыбка двадцатилетнего парня в черной офицерской форме, его сияющие глаза, его острая ладонь, устремленная к солнцу, его гортанное «Хайль!». Может быть для нашей газеты и не особо, но для серьезного журнала, типа «Итоги», идеальная глянцевая обложка.
- Бгигаденфюрер, разрешите доложить обстановку?
- Докладывайте.
- Первая фаза завершена, - у молодого офицера были шелушащиеся бесцветные губы, а повязка со свастикой на рукаве смялась и так пропиталась потом, что ее можно было принять за шестилапую морскую звезду. - Ведется подготовка ко второй фазе.
- Камера готова? - почему-то Павел Фомич покосился в мою сторону. Васнецов вертел за спиной хлыст. Правая нога Павла Фомича стояла как вкопанная, а левая игриво, будто под музыку, пританцовывала на месте. У бригаденфюрера было, похоже, приподнятое состояние духа. Из-под ноги его сыпалась сухая земля. Я смотрел, не отрываясь. Галька, трава, коричневые, черные крошки и вдруг - голубая яркая искра.
- Полчаса назад, - отрапортовал офицер. - Мы ее в тупичок загнали, на всякий случай. Баллоны доставлены. Подключают. - Он показал вдоль поезда.
Пытаясь не упустить ни одной, даже самой маленькой, самой незначительной детали, я при том не смотрел себе под ноги и наступил в лужу растекшегося дегтя. Ботинок неудержимо поехал вперед, и я чудом сохранил равновесие.
- Всех загрузили? - спросил Васнецов.
- Из первой партии всех.
Офицер указал на дощатую стенку вагона за своей спиной и усмехнулся. Солнце слепило глаза, и ржавая широкая скоба запирающая вагон, казалось, осыпается рыжей пылью. Сделав вид, что завязываю шнурок, я присел на корточки.
Передо мной на земле, запутавшийся в сухих мертвых травинках, блестел стеклянный глаз. У меня цепкая, профессиональная память. Без труда я припомнил, что стеклянный глаз был у вокзальной уборщицы Анастасии Петровны. Может быть это был и не ее глаз, но больше никаких ассоциаций не возникало.
- Есть проблемы? - спросил Васнецов, и указал хлыстом на стенку вагона, его нога перестала пританцовывать.
- Никаких проблем. Как зайчиков положили. Никто не пикнул даже.
Шнурок действительно развязался, но пальцы мои окаменели и перестали гнуться, я не мог пошевелиться от ужаса. Мне почудилось, что стеклянный глаз, лежащий на земле рядом с рельсом, вдруг закрылся. От жары, от солнца, впившегося толстой иглой в мой незащищенный затылок не было никакого спасения. В горле образовалась солоноватая пустота. Я болезненно сглотнул. Тепловой удар. Мысль в голове замерла. Только секунду спустя я осознал. Никакой мистики. Из вагона одна за другой падали красные тяжелые капли, и одна из них точно накрыла блестящий шарик с искусственным зрачком.
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую