Глава 2.
Безумная Фрося
Не сразу, только минут через двадцать, допив свой кофе, дежурный по станции Никифор Дримовиченко, выбрался из прокуренного кабинета и, увлекая за собою сонного лейтенанта милиции, пересек зал. Возле двери в мужской туалет лейтенант подтянул ремень. Он вошел первым.
Уже две недели на вокзале не было ни одного убийства, и картина, представшая перед дежурным по станции и лейтенантом, показалась обоим вполне естественной.
Из восьми лампочек горели четыре. Покойник лежал поперек туалета. На кафеле распахнулся его серый плащ. Седые, коротко подстриженные волосы. Золотая оправа очков чуть погнулась от удара, и стекла выскочили. Приспущенные брюки - жестко отутюженная складка, серые ботинки, и окровавленные пальцы судорожно зажимающие узкое пространство между ног. А прямо под писсуарами на полу скорчилась проститутка. Острым углом торчали ее тощие коленки в драных черных чулках. Каблук левой туфли сломан. Проститутка постанывала и прятала лицо в ладонях. Сломанный каблук мелко дрожал. Рядом с проституткой на кафельной влажной стене расплылись багровые пятна. Не сразу догадаешься, что это она в истерике целовала стену, и на кафеле отпечаталась всего лишь помада с губ. Клиент был мертв. Настоящая кровь кривой лужей расползлась по полу. Один из шумящих унитазов и дверь забрызганы черной сыпью. Лейтенант с досады пнул сантехнику сапогом.
– Фрося, это ты его? – спросил дежурный, прихватив за волосы и приподнимая прилипшую к полу проститутку. – Фрося, ты мне эпилептика из себя не делай. Я спросил, ты его так?
– Я его! Я! – проститутка посмотрела на дежурного дикими бесцветными глазами. – Это самозащита была. Он меня застрелить хотел! Он мне угрожал!
– Чем угрожал? Ножом? Где нож?
– От ножа я б не струхнула. От ножа только щекотно. Пистолетом. Вон он лежит! – И она указала пальцем куда-то под унитаз.
– Пистолетом, говоришь?.. Интересно, – наступив сапогом в красную лужу, лейтенант добыл из кармана свежий носовой платок, наклонился и, обернув пальцы, поднял с пола оружие. Это был Вальтер военного образца. Судя по весу, пистолет был заряжен. – Он тебе этим угрожал?
– Этим!..
Поднявшись на ноги, проститутка с минуту нетрезво покачалась на месте, потом изо всех сил пнула мертвеца кривой ногой, заехала черной туфелькой в каменное лицо.
– У ты, тварь! Он говорит, соси мягче! Мягче, говорит... Почтения в тебе нет, шлюха!.. Но я тебя заставлю... Заставлю понять, что такое крайняя плоть национал-социалиста... Заставлю! Ты грязная шлюха, говорит, ты знаешь, что в рот взяла? Ты знаешь, к чему прикоснулась?..
Оборвавшись на полуслове, проститутка замерла перед лейтенантом.
– Не виновата я.
В туалете стало тихо.
– Ну и? – не выдержал лейтенант.
– Откусила я ему... Да!.. – простонала Фрося. – Откусила! Не хотела я! Он пистолет мне к виску приставил... У меня от страха спазмы... Челюсти сами сжались... Не виновата я... – Она сильно щелкнула зубами. – Не виновата!
– И что, совсем откусила? – спросил недоверчиво лейтенант.
– Ну, да. Совсем.
– И где?.. Съела ты его, что ли? – Лейтенант попробовал заглянуть Фросе в рот, но между черных гнилых зубов ничего разглядеть было нельзя, даже языка не видно.
– Да что я, каннибалка? Мне ребята вареную человечину предлагали зимой, я как жрать хотела, все равно не стала. А тут сырое... Выплюнула я! Вон он! – И Фрося показала пальцем. – Вон она, арийская крайняя плоть! Валяется...
– Какие ребята предлагали? – напрягся лейтенант. – Наши, с вокзала?
– Нет, не наши. Лихачи с товарного. Залетные. Вагон с телевизорами пасли.
Скорчившись, как маленький красно-белый червячок, возле унитаза действительно лежал тот самый фрагмент человеческого тела. Лейтенант упаковал его в целлофановый пакетик и сунул себе в кобуру.
– А где его шляпа? – осматриваясь, вдруг спросил дежурный. – Где этот чертов кролик?
– При чем тут шляпа? – удивился лейтенант. – А действительно. Дождь на улице. Фрося, скажи, на этом гражданине была какая-нибудь шляпа?
– А мне начхать. Начхать, кто ко мне снизошел. Я лица все равно никогда не вижу. Спроси меня, какие штаны были, это пожалуйста, например черные с пуговицами на стареньком ремешке, или джинсы с дырочкой от сигареты, а вот какая у него была шляпа, никогда не вспомню, какие глаза? Какие уши... Не вспомню. Они для меня все без ушей. Все до единого!..
Шляпа нашлась в двух метрах от дверей в туалеты. Это была роскошная немецкая шляпа с перышком.
Труп перенесли в вокзальное отделение милиции. Здесь на мертвеца надели штаны и посадили на скамеечку для задержанных. Шляпу же дежурный положил на стол рядом с потрескивающим пультом. Там же оказался и толстый коричневый бумажник, вынутый из кармана убитого.
– Вот тебе крест! – Уборщица уже оправилась от испуга, но на шляпу смотрела с опаской. – Кролик из нее выскочил... Я сама видела!
– Кролик? – удивился лейтенант.
– Красный кролик.
– Из нее? Из этой шляпы?
– Из нее!
Лейтенант ребром ладони ударил лежащую на столе шляпу. Уборщица взвизгнула:
- Вот оно!
Но это был вовсе не кролик, просто вывалилась наружу залитая кровью шелковая подкладка.
– Я думаю так, – сказал лейтенант. – Он, когда упал, кровь в шляпу и потекла... До хрена крови из него вылилось!
– А действительно, перышко. На ушко зайчика похоже... – поддержал дежурный. – Второпях можно спутать.
– Не пойму, не пришита она, что ли была, подкладка эта? – Лейтенант чернильной авторучкой потрогал пропитанный кровью шелк. – Может нитки прогнили?.. – Улыбка медленно сползла с его губ. – Что теперь нам делать-то, Никифор Иванович? Вообще, непонятно...
– Нужно сообщить? Проинформировать, – предположил дежурный.
– Да куда сообщить? Кого информировать? Ты посмотри, посмотри сюда, Никифор Иванович. – И коричневый палец постучал по документам покойного. – Почитай, познакомься. Он член парламента. – Лейтенант коротко глянул на спокойно сидящего мертвеца, которому в суматохе позабыли закрыть глаза. – Бывший, правда. Да, кроме того, – двумя пальцами осторожно, как перед тем проверял оружие, он перевернул большое квадратное удостоверение. – Посмотри сюда.
Шикарная светло-коричневая корочка была почти квадратной. И на ней ясно прочитывалась пугающая надпись – большие синие буквы: РУССКОЕ ГЕСТАПО.
– Кошмар, – болезненно покивал дежурный. – Дешево не отделаемся. – Он всхлипнул и утер слезу. – Знал ведь я, что добра сегодня не жди. Знал. Цыганка Зоинька, нагадала. Карты раскинула, говорит: «Черный знак! Бери бюллетень!» У меня температура тридцать восемь и один. Надо было слушать! Не послушал, и что теперь?
– Давай, Иванович, родственникам его сообщим, – припадая животом к столу, лейтенант вывернул наизнанку большой кожаный бумажник и разглядывал его содержимое. – Родственники – это всегда плюс! Он человек известный. – Лейтенант кивнул в сторону мертвеца. – Случай не обычный, пикантный. Он в газеты попадет, а смеяться будут над родственниками. Пусть приедут, расплачутся. Тело домой заберут. В конце-то концов, не всякому понравится, чтобы у твоего отца-супруга судмедэксперт в брюхе скальпелем ковырялся?
В бумажнике нашелся паспорт, там между магнитной кредитной карточкой и большой связкой ключей с брелком в виде пивной бочки-лупы лежали двести двадцать долларов в четырех купюрах: две по сто и две по десять, а также пятьдесят русских рублей. Никакой мелочи, ни одной лишней бумажки или фантика, а в маленькой записной книжке со свастикой ни одного имени, ни одного адреса, только буквы и цифры аккуратными столбиками. От бумажника пахло дорогой кожей.
– Ни хрена нет. Только деньги! Деньги и цифры.
Размышляя, не запросить ли по ЦАБу информацию о мертвеце, как о живом, лейтенант внимательно осмотрел шляпу покойника. Здесь ему повезло больше, чем с бумажником. На залитой кровью подкладке ясно проступали черные вышитые буквы. « Люблю до гробовой доски. Лидия». И выше, почти у макушки рядом с фирменным знаком, вышитый твердой женской рукой телефонный номер.
Почему Лидия Макаровна, моя любимая мачеха, решила приехать ночью на вокзал, для меня так и осталось загадкой. Вероятно, здесь сложились две причины: во-первых, у мамочки была как обычно бурная бессонница – постельный поединок с Кафкой, а во-вторых, правильнее было бы сказать, не приехать, а прийти, ведь она жила в пяти минутах ходьбы от вокзальной площади. Прошла под фонарями в своем белоснежном плаще, сверкая бриллиантовыми сережками и постукивая зонтиком в асфальт, поморщилась, переступая ноги спящих бомжей, и никто ее как всегда, богиню, не тронул.
– Нет, тело Трубника меня не интересует, – высокомерно заявила она, лишь на мгновение приподняв плотную вуальку на своей шляпке. – Ничем не могу вам помочь, ребятки. Понимаете, я была его любовницей сто лет назад. Я даже уже забыла, чем он пахнет. А насчет гробовой доски, – она опять приподняла вуаль, кокетливо покосилась на шляпу, лежащую между маленьким целлофановым пакетиком и заряженным Вальтером. – Помните, как у Пушкина в «Пиковой даме»: «Это была шутка». Шутка... – почти пропела она. – Бедный, бедный Ворфи, – почти с нежностью она потрепала по щеке своего бывшего любовника. Никогда раньше она не посмела бы так поступить, но теперь-то он был совершено беззащитен, и не мог ничем ответить. – Ладно, ребята, – сказала она. – Честное слово, вы меня порадовали. Так и быть, помогу вам немного. У Ворфи есть сын. Могу подсказать телефончик.
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую