ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВОКРУГ ВОКЗАЛА
Глава 1.
Красный кролик из серой шляпы
От мертвеца не пахло ни перегаром, ни мочой, это я не сразу сообразил, настолько был поражен. Мочой несло из растворенных дверей пустой камеры – аквариума, а от мертвеца, прямо сидящего на деревянной скамье для задержанных, пахло только его любимым одеколоном – стойкий, на всю жизнь западающий в душу запах горной фиалки, общий для всех альпийских стрелков героической дивизии СС Мертвая голова.
– Документы? – спросил я. – Документы при нем были?
– Документы были. Были... – Лейтенант приплясывал вокруг меня, большое его пузо гуляло из стороны в сторону, он нервозно поправлял фуражку, скрипел новенькими сапогами, надувал розовые щеки и сопел, как перепуганный младенец. – Сергей Варфоломеич, вы можете опознать этого гражданина? На глаз. Скажем так... без документов?
Как же тут ошибиться, министерский серый плащ на молниях, стрелочки отутюженных брюк, отполированные штиблеты английской фирмы: «драйв» (отец всегда носил штиблеты этой фирмы), на сером лице очки. Стекла в золотой тонкой оправе отсутствовали, на меня смотрели такие знакомые, и при жизни неподвижные, темные холодные глаза (после смерти глаза эти стали еще холоднее, не глаза – два шарика замерзшего дегтя), а выбивающиеся из ноздрей черные жесткие волоски усиливали знакомое с детства отвращение к этому человеку.
– Вы можете опознать тело?
– Это мой отец! – сказал я. – Варфоломей Иванович Трубник. Шеф русского гестапо.
– Ну, тогда давайте протокол писать? – обрадовался лейтенант.
– Давайте писать...
Опять я сплоховал, проявил слабость. Я совсем не хотел ничего писать. Замерев над именитым мертвецом, над уже окостеневающей чужеродной плотью, недостойной даже формального обряда погребения (все-таки в прошлом отец был депутатом Государственной думы), больше всего я хотел по-военному, как он учил, развернуться на каблуках и бежать отсюда.
«Бежать!»
– Как это случилось? – спросил я, и сразу пожалел о своем вопросе.
Нельзя ничего спрашивать, когда тебе не нужен ответ.
– Уборщица его наша нашла, – лейтенант снова по-детски засопел. – Она думала, ваш отец – фокусник. А оказалось, что не фокусник он, а покойник...
Коленки у меня чесались, как под трехмесячным гипсом, но из уважения к близкому родственнику приходилось стоять паинькой перед покойником, будто ученик перед любимым учителем, мять в пальцах чистый бланк, предназначенный для протокола, и раскрывши рот выслушать жутковатый рассказ.
Мой отец умер так же как и жил: всех напугал, всех поставил в тупик своей откровенной простотой и прямолинейностью. Оказалось, что глава русского гестапо, идеолог с именем, автор нескольких запрещенных трудов по чистоте нации, бывший депутат Государственной думы Варфоломей Иванович Трубник пал от руки грязной вокзальной проститутки.
Случилось это так. Около двух часов ночи, уборщица Анастасия Петровна, набожная старуха со стеклянным протезом вместо правого глаза, мыла центральный зал. Драила вокзальный мрамор, терла новенькой шваброй с жесткой пластмассовой щетиной по очереди каждый квадратик. Скоблила до тех пор, пока не сдирала с камня последнюю кожу и резину пассажирских подметок. Она прошла уже две трети зала, и каждый мраморный квадрат за ее согнутой спиной светился как зеркало в спальне президента.
Ночных поездов нет. Пассажиров с билетами на завтра пять человек по скамьям, прочих выставили на воздух и заперли двери. На вокзальной подстанции в это время суток вводится режим экономии. Свет там был желтоватый, мерзкий примерно такой, как бывает в цирке во время выступления фокусников. Каким образом мой отец оказался в подобное время в подобном месте объяснить было довольно трудно. Потом я узнал, что в тот день он провожал товарищей по партии. Наверное, посадил их на полуночный экспресс МОСКВА – ТБИЛИСИ, и решил отвести душу старичок. Со слов уборщицы крик его был чем-то похож на крик павлина в зоопарке, только намного противнее и громче.
Ни один из спящих пассажиров не проснулся, ни один из них даже не пошевелился во сне. Развернувшись на крик, Анастасия Петровна, увидала, как распахнулись двери мужской уборной и оттуда вылетела большая серая шляпа. Шляпа, прокатившись на ребре, упала, и из нее, как бывает только в цирке, выпрыгнул небольшой красный кролик.
Всяко Анастасия Петровна уже видела, видела, как живого, трезвого человека разрезало на две половины железным колесом, видела множащиеся на глазах отверстия от пуль в дощатой стене вагона, когда омоновцы парнишку-дезертира с автоматом в поезд загнали, видала, как два китайца прямо в вокзальном буфете перевернули стул, и посадили будто на гвоздь на железную черную ножку третьего китайца, видела трупы и кровь на своих мраморных полах, но фокуса со шляпой и кроликом снести она не смогла. Бросила швабру и с визгом, хватаясь за голову, побежала по вокзалу.
– Лучше я свой глаз продам, чем в сумасшедшем доме полы мыть буду, – сообщила она, уже слегка успокоившись, дежурному по вокзалу. – Никифор Иванович, что за фокусы такие? Ты делай со мной, что хочешь, но я в цирке двадцать лет не была. Я не блядь тебе какая за три копейки, боюсь я... – и присев на скамеечку, добавив к голосу плачущую бабскую ноту, попросила: – Ты объясни, Никифор Иванович, как это?
– Дыхни-ка мне, Настя. Не стесняйся, дыхни!..
– Не пила. – Кончиком белого пальца уборщица демонстративно протерла свой неподвижный стеклянный глаз и сверкнула им на дежурного. – Вчера вечером водку пила. Уже выветрилось.
– Ладно. Кролик, говоришь? Из шляпы? Ну пойдем, пойдем, Настя, посмотрим на твоего фокусника.
.
rus 
deu 
читать
следующую