Глава 37.
Подземное кладбище
По потолку тянулся кабель, и к нему крепились лампы. Идеальная конструкция. Ни единой опоры. Туннель завершался сырой осыпающейся нишей. Ниша сужалась, и на глаз было непонятно, какой ширины черная дыра. Из дыры приходил поток воздуха. Пиджак на мне раздуло. Еще раз я измерил туннель шагами. Прошло уже минут двадцать. Приложив ухо к стальному врезу, убедился, что по ту сторону нас никто не ждет.
- Как это открыть? - спросил я. Соня ничего не сказала, она отрицательно покачала головой. - Пойдем... Буря кончилась. Нужно выбираться...
- Нельзя открыть. - Белоснежка повернулась ко мне спиной, так что я уже не мог видеть ее искривленных губ. - Войти можно. Выйти нельзя. Здесь нельзя. Я не знаю, как ее открыть изнутри... И никто не знает.
Она так и не повернулась ко мне, она молча прошла до конца туннеля и опустилась на колени перед нишей. Встала на четвереньки и первой полезла в неровную дыру, за которой, казалось, ничего не было. Ноги дернулись и исчезли в темноте. Делать нечего, я последовал за ней.
«Вполне вероятно, мы вылезем прямо из вентиляционной шахты... - успокаивал я себя. - Такой напор воздуха... Вполне вероятно...»
Я не знал, в какую сторону ползу. Пробираясь по крысиной норе вслепую, я потерял направление. Ладони проваливались, когда я на них опирался, колени вязли в разрыхленной земле, и ни искорки света, ни проблеска, только поток воздуха и сопение продвигающейся впереди Сони. У меня возникло жутковатое ощущение. Я почувствовал себя замурованным. (Терпеть не могу пещер. Когда в шутку составлял свое завещание, написал там по примеру Николая Гоголя, чтобы прежде, чем меня похоронить, приложили зеркальце к губам). Я уже хотел спросить у проститутки, не надоела ли ей эта игра в слепых кротов? Но тут Соня отчетливо приказала:
- Опусти голову... Ляг! - она шепнула, но этот шепот сработал лучше зычного командирского «Смирно!».
Что-то острое скользнуло по волосам. Я замер. При следующем движении я услышал свист, такой бывает, когда стряхиваешь мыло с опасной бритвы. Я почувствовал легкое жжение, под одеждой полилась кровь. Припал к земле.
- Ползи! - приказала Соня. - Ползи... Нельзя останавливаться... Умрешь!
Минут через десять (так мне по крайней мере показалось, не быстрее) рука, нащупывающая почву, провалилась и я вслед за Соней выпал из лаза.
- Что это было? - глотнув судорожно воздуха, спросил я.
- Не знаю... Это всегда так, если ползешь из Бомбея в метро.
Оказалось, что на уровне бокового кармана мой пиджак прорезан. Лезвие невидимой бритвы располосовало рубашку и белье, но вошло совсем неглубоко. Кровь уже подсыхала.
- Сделали, чтоб дураки туда не лазили, - сказала Соня. - Но оно не срабатывает. Никого еще насмерть не зарезало.
Платье Белоснежки было перепачкано кровью. На лбу свежая царапина. Я вспомнил шрамы на теле сутенера Фикуса, теперь их происхождение объяснилось. Он тоже прошел здесь и может быть не один раз.
Минимум света - маленькие желтые лампочки расположенные с интервалом метров по сто. Впереди был еще один туннель. Уменьшенная копия обычного метро-туннеля, рельсы - полотно, узковатое для стандартного поезда, черные удавы - кабели вдоль стен. Туннель был совершено прямым и казался поэтому бездонным.
- Ну и как отсюда выбраться? Мы можем выйти на какую-нибудь станцию?
- Нет. Отсюда километров десять до апартаментов, а там еще три до выхода.
- А покороче?
- Можно срезать через погремушку, - она шла впереди, перескакивая со шпалы на шпалу. - Но там противно... Лучше через апартаменты. Я всегда там выхожу.
Монументальность тайной подземной Столицы слегка подавляла. С опаской поглядывая на третий рельс - коричневый и плоский, (ведь если горели лампочки, он должен быть под напряжением), я не стал задавать идиотских вопросов.
По легенде туннели параллельного метро соединяли три ключевые точки столицы: Кремль, Мосфильм, и Лефортовский парк. Так и рисовали его в школьной тетрадке, три буквы «К», «М» и «Л» - три кружочка разной величины, соединенные двойными линиями. По арифметическим клеточкам в двенадцать лет одно удовольствие было это нарисовать.
Было время, когда о Сталинском подземном треугольнике в нашем детском доме говорили почти столько же, сколько и о Бермудском. Шепотом, ночью, высовываясь из-под солдатских одеял, мальчишки рассказывали друг другу, как кровавый Иосиф Джугашвили сначала расстрелял всех строителей треугольника, потом специально обученный человек в специально оборудованной комнате расстрелял из пулемета расстрельную команду, а потом уже собственной рукой Иосиф убил этого человека. По легенде Сталин перемещался под землей в маленьком скоростном вагончике. В вагончике стояло только одно мягкое кожаное кресло. Иногда к вагончику крепилась платформа. На платформе генералиссимус лично перевозил трупы. Происходило это так: Джугашвили сгоряча или, напротив, тщательно спланировав акцию, прямо у себя в кабинете стрелял человеку в голову, (это были очень известные люди, их нельзя было убить как-то иначе) после чего спускал тело на лифте вниз и хоронил его на подземном специально оборудованном кладбище.
Сколько лет меня мучило детское яркое воспоминание. Дело принципа. Добравшись до архивов, я упорствовал, очень мне хотелось подтвердить или опровергнуть эту фантазию, но никаких зацепок, чистая легенда, в отличие от туннеля Лондон-Бомбей вообще ничего, ни строки в отчетах НКВД, ни намека в секретных чертежах ГЛАВАПУ. А сколько я их пересмотрел. Страшное дело!
«Неужели действительно рельс под током?»
Но я удержался и не ткнул носком ботинка в белую металлическую полоску, хотя очень хотелось. Метров через двести туннель плавно повернул и я увидел светофор. В светофоре тускло горела красная лампа.
- Скажи, тут есть кладбище? - неожиданно для себя спросил я.
Соня глянула на меня, как на идиота, с брезгливым удивлением.
Никогда мне не удавалось быстро идти по шпалам, если наступать на каждую, шаг получается слишком маленький, а если перешагивать через одну, штаны порвать можно. Здесь шпалы были расположены будто специально для удобства пешехода. Хоть глаза закрывай, все равно с шага не собьешься. Я и закрыл. Шел на ощупь, отталкиваясь от идеально сохранившихся деревянных брусков. (Из чего они только были сделаны?) Все перепуталось: казнь, погоня, буря, туннель... Если написать правду, никто ведь не поверит.
«Не поверит!.. Не поверит!.. - повторялось в ритме шага. - Никто не поверит!..»
В какой-то момент я пожалел, что не могу рассказать обо всем об этом своим приятелям по детскому дому. Классная страшилка. Наверное, в те минуты я был слегка безумен.
Вагончик стоял в тупичке, он был синий, (я специально повернул пыльный прожектор, чтобы его получше рассмотреть), он был точно такой, каким представлялся. Маленькие железные колеса, скошенный передок с квадратными фарами, за пыльным стеклом в кабине только одно кресло, и видна панель управления. Неужели на нем действительно ездил сам Иосиф Джугашвили? Неужели он собственными руками трогал эти никелированные рукоятки, поворачивал тумблеры и нажимал кнопки. Высмотрев сквозь стекло большую красную кнопку, я захотел вдавить ее пальцем.
- Обратно на нем поедем, - сказал я и попробовал открыть дверцу.
- Лучше не надо, - возразила Соня.
Я не стал спрашивать почему. Все равно дверца не открывалась. Вслед за проституткой я прошел еще метров сто и увидел еще один светофор. Красная лампочка горела очень ярко, не в пример предыдущей.
Здесь туннель обрывался, его перекрывали металлические ворота. На стене рядом с воротами я заметил серый ящик. Телефон. Запор - ржавая скобка, прижимающая крышку, оказался очень тугой, но все же подался под нажимом пальцев. Черная эбонитовая трубка на металлизированном шнуре, белый диск с цифрами. Из ящика выпорхнуло облачко пыли. После громкого потрескивания в мое ухо ударил гудок.
- Телефон городской, - сказала Соня. - Если тебе нужно, можешь позвонить.
- И много тут таких телефонов?
- Я знаю четыре.
- И сюда тоже позвонить можно? Здесь есть номер?
- Номер только в апартаментах. Сюда нельзя.
Рельсы уходили в приоткрытые железные ворота, а за воротами стояла чернота. Я смотрел в эту черноту, вертел в руках телефонную трубку. Я пытался сообразить, какой же набрать номер. Звонить в редакцию Петровой? Глупо! Главному? Еще глупее. Татьяны с племянником дома нет, они уехали отдохнуть. А может в офис РФ? Вот так просто, набрать номер и поздороваться, а потом сказать, чтобы встречали. Все равно не выйти на поверхность, мои портреты, уж наверняка, по всему городу развешаны. Чего прятаться, все равно поймают. Не лучше ли самому сдаться? Так и не решил. Соня опустила рукоятку рубильника и между створок ворот загорелся свет.
- Там кладбище, - сказала она и присела на корточки.
- Что, совсем не хочешь посмотреть?
- Я уже смотрела!..
Известно, что Иосиф Джугашвили не любил ходить пешком, и в эти ворота он вероятнее всего въезжал на своем синем вагончике, а я вошел туда по шпалам, осторожно не прикасаясь к створкам, (почему-то мне показалось что они так же, как и третий рельс, могут быть под током).
Как и в туннеле, свет здесь включался автоматически с появлением гостя. Разом, как подземные неяркие солнца, всплыли над головой белые круги прожекторов. Передо мной была большая зала. Я замер. Кладбище, в существование которого я так верил в детстве, и которое так искал, задыхаясь в пыли архивов, почему-то не затронуло мои чувства.
Я мог потрогать рукой любое из маленьких каменных надгробий, я мог плюнуть на любой бронзовый бюст, я мог прочесть любую надпись, выбитую на мраморе, взять из-под ног камень и разбить какой-нибудь из прожекторов, заливающих пространство ровным матовым светом, я мог разом разгадать тысячу головоломок, и при всем при этом я не испытывал волнения. Мне было даже скучно. Скучно, как перед большой обязательной работой, которую не очень-то хочется делать.
Легенда рухнула, достаточно было осмотреться повнимательнее. Все здесь опровергало ее. Сто сорок семь могил. Я их дважды пересчитал. Не мог один человек вырыть столько. Не возил генералиссимус трупов на платформе.
Отшлифованный мрамор надгробий с датами и именами, великолепные бюсты (некоторые отлиты из золота), все это нужно было тайно изготовить, а потом смонтировать. Все сделано тщательно, с любовью, с размахом. Цифры на памятниках и цветные фотографии, говорили о недавних захоронениях. Последний человек был погребен здесь всего двенадцать лет назад, то есть уже при Андропове.
Незнакомые имена. У меня неплохая память, но ни одно из имен высеченных здесь не вызывало ассоциаций. Кто это? Теневые кардиналы Совдепии, или все имена на мраморе вымышленные, и под ними скрываются совсем другие, именитые мертвецы? Но тогда, при чем тут бюсты и фотографии? Я всматривался в эти лица, и не мог опознать ни одного.
В самом конце прохода я остановился. Здесь стоял уже обработанный кусок мрамора. На мраморе еще не сделали надпись. У ног моих была открытая могила. Могила была пуста.
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую