Мужской
торс, прикрытый снизу, похожий на человека сидящего за столом
На двери кабинета висела табличка:
"Следователь по особо важным делам. Михаил Алексеевич Дурасов".
За широким письменным столом сидел человек в штатском. Хозяин кабинета
был совершенно лыс. Глаза его оставались неподвижными, а безволосые
узловатые пальцы напротив пребывали в постоянном движении. Зачерпывая
из железной коробки черный табак, он одну за одной крутил сигаретки
из грубой желтой бумаги, и осторожно укладывал их в плоский портсигар
под резиночку. Он закурил далеко не сразу.
- Наверно, догадываетесь, зачем мы пригласили вас? - спросил следователь.
- Нет, - сказал Рашид, - не догадываюсь.
Ему стало очень неуютно.
Черный ледерин на столе. Графин с водой. Стакан. Отчетливо на краешке
стакана виднелось красное пятнышко, то ли кровь, то ли губная помада.
А над круглой сверкающей головой следователя, на стене светлый прямоугольник
- по всей вероятности след, оставленный портретом безвременно погибшего
мэра.
Хозяин кабинета молчал. И Рашид вынужден был повторить:
- Нет. Совсем не догадываюсь. А в чем дело?
Казалось бы, чего проще, вот теперь же одной короткой мыслью подавить
волю этого отталкивающего субъекта, сидящего напротив за столом, ведь
он, так же как и остальные москвичи, голосовал за мэра, и мог понести
справедливое наказание за свой выбор, но, увы, могущество, переданное
в экстремальных условиях, совершенно не прижилось в мозгу простого шофера.
Рашид не мог воспользоваться ЛИБом. Он вообще не понимал, как это делается.
Проникший глубоко в левое ухо уникальный электронный прибор, причинял
только сильную головную боль, больше ничего. Но признайся Рашид теперь,
его тотчас возьмут под стражу. Признайся он, и отсюда не выйти уже никогда.
В этом угрюмом старинном здании, уж наверное, есть все необходимое для
быстрого анатомического вскрытия. А расставаться с жизнью Рашид пока
что не собирался.
- Жаль, жаль, - хозяин кабинета захлопнул полный портсигар и стал разминать
в пальцах не уместившуюся, но уже скрученную сигаретку. - Жаль. Искренне
жаль! Вы были последним человеком, видевшим нашего мэра живым. - Чиркнула
длинная спичка, и следователь прикурил наконец. - Неужели, он ничего
не сказал вам? - Неподвижные глаза хозяина кабинета пропали на миг
за облачком дыма. - Ничем не поделился?
- Нет, ничего не сказал. Ничем не поделился. Я вошел, он сразу умер.
А чем он должен был поделиться?
Табак был, наверное, каким-то особым, и кабинет почти утонул в едком
густом дыму.
- У вас голова не болит? - прозвучал сквозь марево голос следователя.
- Нет, не болит, - соврал Рашид.
- Хотите закурить мои?
- Нет, спасибо. Не хочу!
- Почему же не хотите, отличный табачок, без грязи, чистая оранжерея.
Мне его с Луны друзья привезли. Редкая вещь.
- Я бы с удовольствием, - сказал Рашид, с трудом удерживая кашель. -
Но я вообще не курю.
- По вере не курите, или так?
- По вере! По вере!
- И вина не пьете?
- И вина...
- Ну, тогда как же вы, - сквозь облако дыма ничего не было видно кроме
этих ужасных глаз. - Как вы можете объяснить то обстоятельство, что
имеете лишь одну жену?
- Да как объяснить, - Рашид искренне разозлился. - Как? Да денег нет!
Дорогое удовольствие - гарем!..
Пауза длилась, наверное, минут десять-пятнадцать, - при входе в здание
у Рашида отобрали часы, и он не мог с точностью определить время, -
потом хозяин кабинета открыл форточку, выпустил дым, плеснул воды из
графина в стакан, выпил, и вопросы пошли по второму кругу.
***
Продолжительный нудный допрос окончился ничем, Рашида отпустили. Вернувшись
домой, он, расстелил коврик, встал лицом на запад и помолился от души.
Как прошедший посвящение Первого круга Рашид Измаил признавал лишь абсолютного
и простого бога Ахана, которому нужно молиться дважды в сутки, стоя
на коленях лицом на запад.
Артезианство - почитание бога Ахана - бога всеразумного и всеобъемлющего,
поместившего частичку свою в каждом семени упавшем с неба, и тем насытившего
землю, воды и небеса обетованные - возникло еще в десятом веке нашей
эры.
Первым апостолом был пророк Дионисий. Простой возница, он явился перед
людьми на площади, и сила его слов его мгновенно покорила толпу.
При жизни и после смерти пророк имел семь преданных жен. Он не пил вина
и учил молиться обратившись лицом на запад. Учение говорило, что теперь
он восседает в сияющем мире подле ног самого Ахана,
Но лишь в последней четверти двадцатого века артезианство вошло в силу,
а в начале двадцать первого полностью охватило мир вытеснив другие традиционные
конфессии.
По законам артезианства подобно пророку нельзя пить вина, можно иметь
много жен, нельзя назначать праздников и выделять особые дни. Необходимо
возлюбить самого себя и жизнь свою и дела свои пуще всего прочего, но
через любовь эту принять мир Божий до конца и с послушанием.
Законы первого и второго круга повелевают более всего беречь собственную
жизнь, и защищая ее таким образом защищать жизнь мира.
"Кто же лучше позаботиться о жизни твоей, нежели ты сам? Это равно
касается как жизни телесной откровенной, так и жизни духовной скрытой.
Обе жизни следует беречь для бога Ахана, также как жена должна беречь
свои прелести лишь для мужа".
Каждый третий москвич к этому времени уже принял простые и ясные законы
Второго круга.
Сообщив следователю, что все делает по вере своей, Рашид немного погрешил
против истины. Как истинный артезианец он действительно не пил вина
и не отмечал никаких юбилеев, но от сигареты или банки хорошего пива
обычно не отказывался, иногда баловался и травкой, а также, вопреки
законам второго круга, к жене своей относился с излишним уважением,
он частенько пользовался советами этой умной женщины и в благодарность
разрешал ей ходить без паранджи.
Когда он все рассказал, Земфира зарыдала. На протяжении часа женщина
рвала на себе волосы, плакала и причитала, затем она решительным движением
разорвала платье и опустилась на колени перед мужем. Умная женщина потребовала
вернуть правительству то, что досталось незаконно.
Рашид отрицательно покачал головой. У него сильно болело левое ухо,
перед глазами все еще стояло прямоугольное светлое пятно на обоях, и
он еще чувствовал едкий запах чужих сигарет.
- Не могу вернуть, - пояснил он, - вернуть значит покончить с собой,
а законы Второго круга не разрешают самоубийства!
После этих слов женщина вдруг прекратила истерику и жестким голосом
сказала:
- Дура я. Ничего не надо возвращать. Будь тем, что тебе дано, и Ахан
смилостивится над тобою, что бы ты не совершил.
Целый месяц Рашид ходил на допросы, как на работу. Возвращаясь домой,
он вынимал из почтового ящика очередную повестку на завтра. Но человеку
с неприятными глазами так и не удалось добиться от шофера правды. Не
помогла даже провокационная таблетка супер-препарата снимающего абсолютно
любую боль. Рашид демонстративно отказался от дефицитного лекарства,
способного сейчас же избавить его от мучений. Он вообще всем своим видом
показывал, что прекрасно себя чувствует. Усомнись хозяин кабинета хоть
на одно мгновение, и все погибло.
- Ну что ж, сегодня у нас с вами была последняя беседа, - наконец, сказал
человек с неприятными глазами. - Если вы что-то скрыли от нас, сами
виноваты. Вы, надеюсь, понимаете: в любом случае, мы вынуждены принять
некоторые меры предосторожности.
- Посадите меня в тюрьму?
- Посадить мы вас не можем, - возразил хозяин кабинета. - В чем вы,
собственно, виноваты? А ни в чем! Мы в подобных случаях поступаем значительно
гуманнее.
В эту последнюю встречу следователь выкурил столько сигарет, что прежде
чем подписать пропуск на выход, разгоняя руками клубы черного дыма,
долго шарил по столу не в силах найти перо. Получая подписанный листок,
Рашид понял, что приговорен.
Рашид Измаил не ошибся: в течение трех следующих дней в него дважды
стреляли. Но оба раза неудачно. В первый раз разрывная пуля раздробила
оконный шпингалет, во второй продырявила рубашку и задела кожу на животе.
Нужно было бежать. Но куда? При помощи спутников-шпионов, способных
точным ударом лазера проникнуть в игольное ушко, его в считаные минуты
обнаружат. Найдут и убьют. В любой точке планеты. Если он побежит, не
станут они экономить и стрелять пулями. Направленный луч лазера, способный
убить будущего ребенка в самый момент зачатия, настигнет его, где бы
он ни был. Оставалось только одно: бежать в будущее.