Глава 51.
Принцип троебрачия
Воткнув свою служебную машину радиатором куда-то в мусорные баки, пьяный, в мокрой, перемазанной какой-то дрянью эсэсовской форме, я ворвался к мамочке. Ввалился в этот сугубо женский интимный мирок, в ее чистенькую теплую квартирку, швырнул фуражку на вешалку и, не сняв сапоги, бухнулся в большое мягкое кресло прямо перед постелью, где она возлежала под неяркой лампой. Все-таки детдом - это рассадник безумия. Он откладывает в душу своих питомцев миллионы ядовитых мыслей-личинок, и в тяжелые минуты личинки эти, вызревая на романтических грезах, как на дрожжах, превращаются в серых червяков, в путаные пустые дебри, в безумие.
Спрашивается, кой хрен я поперся к мамочке? В эту обитель утонченного цинизма. Куда угодно в таком состоянии, но не сюда же! Сработал детский сосательный рефлекс, у взрослых он выглядит почти так же, как и у недельных младенцев, все что угодно можно отдать, можно все горло выкричать ради этого, все лицо себе исцарапать, но только дай ты мне ухватиться зубами за материнскую молочную сиську.
У меня был ключ от ее квартиры. На окна даже не посмотрел с улицы, я знал, что она не спит. Как и обычно, ближе к четырем утра Лидия Макаровна лежала в постели, обложившись книгами. Она только подняла на секундочку глаза и опять погрузилась в чтение.
- Привет, - глухо сказал я.
- Гут абент! - почему-то по-немецки отозвалась мамочка. - Хорошо что ты зашел, Сережа. Я бы сама, наверное, стала звонить... - Она перелистнула страничку, и облизала губы.
- А что-то случилось?
- Это, переворот, Сережа. - Она перевернула еще одну страничку. - Настоящий переворот!..
- Значит, вы уже в курсе дела? - вокруг моих сапог на ковре медленно вырастали темные кривые пятна. - А я-то дурак!.. Я-то решил...
- Никто не знает, - возразила мамочка. Она так и не посмотрела на меня больше. - Этот скандальчик только ждет своего часа. Понимаешь, Сережа...
Она вдруг приподнялась на постели и уперлась пальцем в раскрытую книгу. Под яркой лампой сухие ее распущенные волосы шевелились, и я отметил, что в голове мамочки полно седины.
- Нет... - я потряс головой, пытаясь избавиться от нехорошей ряби в глазах. - Не совсем понимаю... Но вы точно знаете про переворот?
- Разве я сказала переворот? Впрочем, да, я права. Переворот! Переворот сознания. Мир на земле. Принцип троебрачия, - охотно объяснила она. - Сереженька, ты представляешь себе троебрачие? Впрочем, откуда ты можешь это знать. Это новейший институт брака, доселе не востребованный обществом... И если эта практика будет подкреплена нашим российским законодательством...
- Нет... - непроизвольно я прикрыл лицо ладонью, скрываясь от ее хищной улыбки. - Не надо... Не до шуток мне... Честное слово... Тошнит меня...
Но мамочке не так- то просто было закрыть рот, если уж она начала что-то говорить, тут либо подушкой ее задуши, либо покорно слушай.
Конечно, она ничего не знала я зря дернулся. Дума подготовила какой-то законопроект из области новейшего домостроя и моя мачеха была до предела взвинчена уже самой мыслью, что подобный закон может когда-нибудь вступить в силу.
Занавески на окнах были раздвинуты, и за стеклом, соприкасаясь с раскачивающимся на веревке мокрым махровым полотенцем, колыхалась нетрезвая жаркая столица. Я переводил взгляд с черных кругов на ковре на волосы своей эксцентричной мачехи, я ничего уже не понимал, а Лидия Макаровна продолжала, все больше и больше заводясь. С каждым следующим словом наращивая обороты:
- Только в России, и только сегодня... - горячо убеждала она меня. - Это возможно только у нас!.. Человек за свою жизнь имеет право на три параллельные брака. Вступая в каждый новый брак он не разрывает узы предыдущего. Схема очень проста. Зрелый мужчина берет в жены шестнадцатилетнюю девушку. Это практично. Зрелый мужчина уже достаточно обеспечен, чтобы содержать жену и достаточно опытен, чтобы придать ей верную сексуальную ориентацию. То же и в обратном случае, сорокалетняя женщина сочетается браком с юношей. Идеальный альянс: у юноши в семнадцать пик сексуальности, у женщины пик в сорок, никакой дисгармонии, никаких конфликтов на почве интима, никаких стрессов. А если счастлив индивидуум, то, естественно, счастливо и все общество в целом...
Как мало иногда человеку надо, чтобы стрелка безумия вдруг зашкалила и сломалась. Сладострастный, увлеченный голос Лидии Макаровны, запах ночного крема и похрустывание бумаги (а может быть это хрустели свежие простыни) подействовали на меня как таблетка транквилизатора или еще один стакан водки. Боль в груди стихла, я отрыгнул с сухим кашлем все звезды и сопли. Я почувствовал неловкость за то, что обгадил грязными ногами стерильный дорогой ковер.
- Лидия Макаровна, - я нарочно назвал ее полным именем. - Так в чем же суть? - я немного наклонился вперед, к ней, к постели. - В чем цимес переворота?
– Ты еще не понял, мой мальчик? Не понял!.. Девушка достигнув сама сорока лет становится пылкой женщиной, и ей нужен новый, второй муж. Если закон позволит ей сохранить официальные отношения с первым мужем, и не заставит их делить имущество и детей, то она спокойно вступает во второй брак с юношей. Юноша же достигнув сорока, сорока-пяти лет также меняет партнера. Третий брак заключается уже на равных и похож на обычный моногамный союз, но только это уже союз немолодых, обеспеченных, счастливых людей. Идеальная модель. Не правда ли?
- Браки совершаются среди звезд, - сказал я и попытался спрятать под кресло мокрые ноги.
- Ну, во-первых, давай не будем ломать канон, - она будто и не замечала, что я пьян. - Не среди звезд, - мамочка бросила книгу, и та смялась на розовой подушке, - а на небесах - это разница. - она протянула руку и больно прихватила мое левое колено. Она наклонялась снизу вверх и хищно заглядывала мне в лицо.
Глаза Лидии Макаровны были как две маленькие розочки из детского кукольного набора, одна из розочек перечеркнута прямым седым волосом. Конечно, мамочка все знает. Она в курсе. В офисе «РФ» у нее есть свои осведомители, уж наверное, доложили. Она наверное, даже ждала моего прихода. Умеет она сосчитать. Психолог. С детства знакомая игра. Было мгновение, когда она почти обманула меня, убедила, но за пылким рассказом о принципе троебрачия, стояло совсем другое, и я замерев в кресле, ждал, когда эта безжалостная женщина перейдет к действительно занимающему ее вопросу. Но она молчала.
– И что же дальше? – осторожно поинтересовался я. – Что дальше-то? Вы что предлагаете мне, лечь к вам в постель? Так я уже лежал с вами под одним одеялом. Правда, давно. Лет пятнадцать назад. Помните?
- Хорошая идея. Ложись! - Она отпустила мое колено и, подобрав пеньюар, подвинулась к стене. - Раздевайся и ложись, иначе я с тобой и говорить не стану. - Как все-таки она владела собой. - А тебе ведь очень... - она сделала большую паузу. - Очень нужно кому-то все рассказать, Сережа... Вот сюда. - Она похлопала ладонью по смятой простыне. Трубник-старший всегда с этой стороны ко мне подкатывался.
Она потянула за поясок и слегка развела полы своего пеньюара, так что на мгновение стал виден кусочек ее мягкой неестественно бледной плоти.
- Скажи прямо Сережа. Может быть, я старовата для тебя?
- Почему же? Нет. Вполне.
- Конечно, я тебя смущаю, как мать? Так ведь я же только приемная мать, - и проговорила по слогам. - Я тебе ма-че-ха... Ма-че-ха. Ведь так? Честное слово, я была уверена, что ты с детства испытываешь любопытство. Ты ведь подглядывал за мной, когда был мальчиком. Разве нет? Не было фантазий?
- Были фантазии... Хотите их освежить?
По сценарию должна была быть пауза, но пауза вышла совсем короткой, разрыв во времени на четыре вздоха.
- А ты умный мальчик, уже догадался, - сказала мамочка. - Не будем переворот на пальцах разыгрывать. Пальцев не хватит. В шкафу на третей полке рядом с Достоевским такая коробочка - кожаный футлярчик на застежках. Дай-ка ее сюда.
Конечно, она все знала, она ждала моего прихода.
В коробочке, которую я послушно взял с книжной полки, оказались фотокопии тех самых документов, что привели меня на грань безумия. Мамочка с легкостью рассыпала их по одеялу.
- Ну что ты стоишь? - спросила она строго. - Что ты замер?
Она сладко потянулась и зевнула. Я стоял посредине комнаты, не шевелясь. Это продолжалось довольно долго. Так долго, что спина затекла.
- Ты, Сереженька, путаешься... - сказала она. - Это паранойя. Паранойя, мой мальчик! - она обращалась ко мне тоном старшего, тоном немолодой любящей женщины, и ее «мой мальчик», хоть и произнесенное совсем другим голосом, оказалось созвучно нежному обращению старика Вениамина. - Ты не знаешь, что делать? Ведь ты не знаешь? Ты зашел в тупик и уперся кулаками в глухую стену. Ты не знаешь, как пройти. Не знаешь? Так я тебе подскажу. Не такая уж и сложная задачка. Не такой уж это и ребус. Папа твой покойный и потруднее штучки заказывал. Переворот, насильственный захват власти... Кровопролитие. Мало их, что ли, переворотов этих и кровопролитий? Между прочим, чем больше планов, тем меньше толку. Побеждает всегда только лихая импровизация...
Я сидел к ней спиной, глядя в противоположную стену. Когда Лидия Макаровна слегка, самыми кончиками ногтей пощекотала меня между лопаток, я вдруг задрожал.
– Сереженька, а вообще, ты как сам относишься к троебрачию? - спросила она.
Если бы у меня в руке оказался Вальтер, то я не задумываясь разрядил бы его прямо в аккуратные книжные полки. Слава Богу, Вальтера в руке не оказалось.
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую