Глава 48.
Их запах
Нас сопровождали три телохранителя, двое в штатском (их черные костюмы сливались с полутьмой) и мой Иван Лопатников. Лопатников так и молчал. Он шел слева. Он ступал так осторожно и в ногу с шеффюрером, что не слышно шагов. Шеффюрер шел первым. Двигался, как сгорбленная тень, заложив руки за спину и выставив вперед дрожащую старческую голову. Он был в ярости. Он хотел доказать мне что-то. Хотел проиллюстрировать свою правоту, но в пылу позабыл сказать, о чем речь и куда мы направляемся.
Руки часовых взлетали вверх и падали как бесшумные длинные костяшки домино. В конце коридора оказался еще один лифт. Мы вошли. Кабина совсем маленькая, локти негде раздвинуть, в ней хватило места только для одного из телохранителей.
«Неужели он тоже хочет показать мне кино?» Возникло странное ощущение повтора.
На щитке большие квадратные римские цифры. Совсем другой лифт. Специальный какой-то. Шеффюрер вставил в приемную щель магнитную карточку. На щитке зажглась цифра, загудел мотор.
- Их можно кормить только с ножа! - повторил шеф фюрер и его маленькие губы сморщились мокрые, как использованный презерватив. - Только с ножа! - похоже, старичок зациклился. - Это нужно видеть... Это нужно потрогать... Ты не понимаешь, Сережа... - Он резко повернулся ко мне. Скрипнул металлический трос. По сравнению с остальными лифтами этот двигался совсем медленно. Просто черепаха какая-то. Осветилась цифра пять на щитке. - Они пахнут иначе... Их нужно понюхать, чтобы понять...
Он был совершенно безумен. Никуда не денешься в такой тесноте. Не отвернешься. Глаза старика были похожи на два зародыша, на два маленьких серых человеческих мозга. Зародыши сжимались и разжимались будто в конвульсии. Я молчал. Что бы я ни сказал в эту минуту, все выглядело бы глупо.
Двери маленького лифта разомкнулись, и в лицо пахнуло промозглой духотой тюремного подвала.
«Зачем я здесь? - послушно следуя за Вениамином Матвиенко, спросил себя я. - Зачем я делаю все это? Может быть, у меня есть какая-то ключевая идея? Может быть, у меня есть разумный план? Или меня просто тащит, как щепку по реке, как глупое бревно разворачивает в водоворотах? Нет, у меня был план... Был... Наверное, я хотел написать книгу? Нет, это вранье. Книга - это, конечно, хорошо, но ради нее я бы сюда не полез, ленив слишком. Просто я хотел посмотреть на это изнутри... Я не верил в их существование, а ведь так интересно посмотреть собственными глазами на то, во что ты не веришь. Вот и посмотрел! Вот и поверил!..»
Почему-то охрана здесь внизу была одета в бронежилеты. Они топорщились прямо поверх черных мундиров. Все то же гортанное «хайль», вылетающее как напуганная ворона из широкой груди, чем-то неуловимо отличалось от «хайль», звучащего на несколько этажей выше. Кажется здесь внизу в «черных вдовах» возрастали трепетность и подобострастие, по-крайней мере глаза молодых людей были совершенно оловянными.
За металлической дверью, (сантиметров пять, без динамита не прошибешь) были казематы. Я ожидал увидеть тюрьму, но я и представить себе не мог, какую тюрьму. Бетонные ниши, забранные решетками. В нишах сидели люди. Решетки не были заперты они были заварены автогеном. В каждую вставлена черная металлическая дверца-кормушка, и стоят два ведра, одно с мочой и калом, другое с питьевой водой. Все было так ярко освещено, что на тщательно зацементированном палу виден мельчайший изъян, видно, как колеблется темная вода в ведрах. Всего было двенадцать клеток. Две пустовали, а в остальных по одному человеку. Исключение составляла последняя в ряду, она не отличалась размерами, но ее набили до отказа. Полумертвые, обнаженные тела были спрессованы до такой степени, что под напором остальных первые ряды просто продавливались сквозь решетки. На этой клетке висел замок. Рядом с замком длинный рычаг с резиновой рукояткой, без него невозможно было бы набить в нишу столько народу.
- Ты думаешь, это тюрьма? - Голос Вениамина Матвиенко стал торжественным. - Нет, не тюрьма. Тюрьма у нас этажом выше. Это кунсткамера, мой мальчик. Здесь нет людей, здесь только живые экспонаты. Принюхайся. Ты чувствуешь запах? Я понимаю. Это противно, но иногда необходимо совершить над собою небольшое насилие, чтоб приобщиться к истине, чтобы войти в суть вещей...
Телохранитель не пошел с нами. Он замер в дверном проеме, (каменное, белое как бумага лицо), кажется, шеффюрер подал ему знак. Было очень жарко, и мне захотелось зажать ноздри. Розово-серая масса в клетке-душегубке шевелилась и поскрипывала, привлекая внимание. Никакого особо интересного запаха не было, просто стояла вонь, как в пляжном туалете в сорокоградусную жару. От вони даже заслезились глаза, но я никак не мог уловить смысла урока. Зачем меня сюда привели? Не мог понять, что именно хочет донести до моего сознания безумный старик.
- Вот подойди, подойди сюда, мой мальчик. Загляни в эту клетку. Здесь сидит негодяй. Предатель. Он заслужил казни, но мы специально поместили его сюда. Он ариец! Понимаешь, Сережа. Он ариец. Он сидит в этой клетке уже третью неделю и почти не пахнет. - Из глубины бетонной ниши поднялся голый, совершенно истощенный человек и протянул ко мне иссохшую руку. - А вот там... - Матвиенко дернул меня за рукав. - Там экспонат другого рода. Вокзальная проститутка, татарка, низшее существо. Ты чувствуешь, какая вонь?
- Низшие существа разлагаются быстрее, чем арийцы? Я верно понял шеффюрер? - с натугой выдавил я. - Они сделаны из другого материала?
- Они исчадья ада из кипящего болота со зловонием, - крикнул старик. - Посмотри... Только здесь и только так ты сможешь осознать их подлинную сущность... Теперь ты понимаешь, почему третьему рейху понадобились печи?
За решеткой, прижав к себе острые грязные коленки, сидела Фрося. Она вяло повернула голову, но, кажется, не узнала меня. Некоторое время удерживая дыхание, я осторожно откашлялся. Нужно было потерпеть. На мой кашель, как эхо, отозвались разом все бетонные ниши. Не стон, скрежет зубов и хрипенье сдавленных легких. Меня даже мороз прохватил, так это было страшно. Не отрываясь, я смотрел на Фросю. Проститутка подняла тоненькую невесомую руку и там, в глубине своей камеры провела пальчиками по стене.
- Их нужно истребить. Теперь ты понимаешь, почему? Даже капелька, маленькая капелька еврейской крови может загубить цистерну с чистейшей арийской плотью... Маленькая капелька!
Старый маразматик, он весь трясся и пускал слюну, когда на прощание целовал меня в губы.
В общем, понятно: фашисты, коммунисты, демократы, какая разница, старики вне зависимости от своих взглядов либо жестоки, либо сентиментальны. Но я не зря терпел. Уже у себя в кабинете шеффюрер Вениамин сделал столь необходимый мне телефонный звонок. Степа Зайденшнир умер не напрасно. Моя акция приносила плоды. Кажется, мне поверили. Визит в кунсткамеру был хорошим знаком. В моей жизни все сразу переменилось. Мне присвоили звание оперштурмфюрера и поставили во главе нашего литературного отдела.
Готовился съезд «РФ», и я был депутатом этого съезда, хотя не прошел еще даже кандидатского минимума. Память отца открыла мне все двери внутри гигантской свастики.
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую