Глава 5.
То, что не видно из окна
Называя цифру сто, я не имел ввиду ничего конкретного. Так, общие представления о зверствах фашизма: Освенцим, газовые камеры, массовые казни, Бабий яр, польское гетто... Желая пугнуть покрепче, я сымпровизировал на живую нитку. Ткнул пальцем в небо. Печально, но я попал. Возмездие, если не опередило известные события, то уж точно оно не заставило себя ждать.
Все происходило в одно время и почти в одном месте. Залетный цыганский табор, которому ценою семидесяти двух жизней предстояло расплатиться за неоправданную вольность вокзальной проститутки, развернулся меньше чем в километре от площади вокзалов. И казалось бы, между инцидентом в мужском туалете и акцией регионального СС не может быть никакой связи. Бритоголовые молодчики в коричневых рубашках и синих шортах, в ботинках на железных скобках, с красивыми синими русскими свастиками на рукавах, бряцающие автоматами и лихо запрыгивающие в грузовик, понятия не имели о бесславной гибели своего идеолога. Но по иронии судьбы сама акция возмездия была разработана моим отцом. Это было его детище. Варфоломей Иванович Трубник лично рисовал графики и составлял смету:
«Двадцать автоматов типа шмайсер, к каждому по две запасные обоймы, выдать со склада. Двадцать четыре комплекта милицейской формы, летний образец, приобрести в пошивочных мастерских МВД. Предоставить группе один микроавтобус с громкоговорителем и российской символикой, один автобус марки ИКАРУС, один грузовик – трейлер с крытым железным кузовом. Рации полевые, три, выдать со склада. Сухой паек: солдатский - двадцать комплектов, офицерский - четыре комплекта, выделить из продовольственных резервов. Наручники типа «Б», сто штук, выдать со склада. Газ «Черемуха» три баллона, выделить из специальных резервов. Электрошоковые устройства, четыре штуки, бытовые, выделить из специальных резервов. Веревка пеньковая, шестьдесят метров, выдать со склада. Медная проволока... Мешки... Резиновые дубинки... Повязки на глаза... Личное оружие... Мыло...
В акции задействовать спецгруппу регионального СС, подразделение «тень». Ответственный за акцию группенфюрер Борис Ерофеев. Пресс-секретарь акции Семен Сумский».
Позже, в кабинете своего отца, сидя за его гигантским письменным столом, я видел эти листки. Отпечатанные на идеально белой финской бумаге бланки с чеканным орлом в углу каждого документа, они лежали между позолоченным письменным прибором «ЛЕДА И ЛЕБЕДЬ» и изящным пресс-папье в форме собачей головы. Листки были заполнены по-русски, на каждом личный росчерк – высокая буква «Т» и кривой маленький хвостик. У меня почти такой же автограф. Похоже, он сам себе подписал смертный приговор. По странному стечению обстоятельств (размышляя о подобных совпадениях, невольно уверуешь в карму), с истинно арийской пунктуальностью, Варфоломей Трубник наметил операцию именно на день своей смерти.
Все шло по плану. Минута в минуту. Боевики загрузились в машину и поехали. В тот момент, когда из дверей уборной выкатилась серая шляпа с пером, и из нее выпрыгнул кровавый кролик, так перепугавший одноглазую Анастасию Петровну, в таборе еще ужинали. Сложенные из сухого мусора, чадили маленькие костры, шипели синим бензиновым пламенем туристские примусы, хныкали и смеялись дети, но к тому моменту, когда я взяв из руки окаменевшего лейтенанта Вальтер, вытащил обойму и предложил решить дело без стрельбы, в цыганском лагере все уже затихло.
Над столицей колыхались звезды, а вокруг вокзальной площади разлеглась какая-то ненастоящая, небывалая тишина. Брезентовые палатки, полиэтиленовые навесы и шелковые шатры с колокольчиками на деревянных игрушечных шпилях, азиатские циновки, полосатые матрасы, подвешенные к ветвям матерчатые люльки, рассыпанный в траве бисер и вонючее тряпье - все припорошено слабеющим фонарным светом. Везде спящие темнолицые люди, голые дети, бородатые мужики, раскинувшие руки.
Переодетые в красивую форму московской милиции боевики, спецподразделения «тень» вынырнули из ночи под рокот отлаженных моторов и бесшумно окружили лагерь. Конечно, в ту минуту я об этом и понятия не имел.
– Покурим? – предложил я, вынимая из дрожащих пальцев лейтенанта пачку сигарет, которую он никак не мог надорвать. – Не знаю как вам, ребята, а мне нужно подымить, чтобы нервы на место встали.
– Выпить хочешь? – спросил лейтенант.
Покосившись на усопшего, все так же послушно сидящего на скамейке для задержанных, он вынул из сейфа бутылку коньяка. Я не успел и три раза дым из ноздрей выпустить, как он эту бутылку ополовинил и сунул дежурному. Коньяк был какой-то ненастоящий с расплывшейся оранжевой этикеткой. Резкий его запах совершенно накрыл и запах горной фиалки и запах дикой сирени, отчего дышать стало легче. Никифор Иванович присосался к горлышку с жадностью проголодавшегося младенца. Так что Фросе достался только глоток. Проститутка выпила, стоя на коленях.
Минуты три в вокзальном отделении милиции сохранялась пауза. Во всем вокзале тихо, только где-то на улице далеко звук мотора, вставшего на холостой ход.
– Думаю, договоримся, – сказал я. – В общем-то, вы правы, есть резон не отдавать его в прессу. – Я показал сигаретой на отца. – Есть резон его в таком виде вообще никому не показывать. Так что, давайте, ребята, никому ничего не скажем. Думаю, и вам и мне будет приятнее просто избавиться от проблемы, а потом позабыть о том, что проблема вообще была. – Я затушил сигарету и, медленно вминая в листок незаполненного протокола чадящий окурок, глядя в окно на пустую площадь, продолжал: – Честно скажу, все это не моя, а ваша задача. И ваша задача делится на две части. Есть свидетели: я и моя мачеха, с ними нужно договориться, и есть мертвое тело, от которого нужно избавиться.
Из окна отделения милиции не было видно цыганского табора, только подсыхающая пустая площадь и гаснущие фонари. Звук мегафона, установленного на крыше милицейского микроавтобуса прозвучал как голос призрака, свалившегося с небес.
У призрака был мужской казенный голос, он говорил на чистом русском языке, правильно расставляя ударения:
– Внимание! Внимание! Цыгане! Вы окружены. Сопротивление может привести к бессмысленным жертвам. Цыгане, вам никто не хочет зла. Внимание. Вы сейчас добровольно грузитесь в машину. Мы отвозим вас в участок, переписываем, снимаем отпечатки пальцев и отпускаем. Внимание. Сопротивление бесполезно, и не пытайтесь бежать. Повторяю, нам не нужны лишние жертвы. Вы окружены. Внимание. Внимание!
Многократно повторенное русское слово «внимание» как-то само собой перевелось в моей голове на немецкий язык, и в ушах прозвучало: «Ахтунг! Ахтунг!», будто репродуктор на столбе в концлагере рявкнул.
– Облава? – спросил я.
Лейтенант кивнул.
– Ерунда, это ОМОН. – После коньяка голос его заметно смягчился. – Раз в неделю акция. У них график по иногородним. – Лейтенант взял из открытой пачки сигарету и мял ее, ожидая, когда кто-нибудь из присутствующих щелкнет, наконец, зажигалкой. – Цыгане и сопротивляться не станут. Известное дело, зачем ребра себе ломать. Ведь и правда же, отпустят. Перепишут, возьмут отпечатки и отпустят. Ну это ладно. У ОМОНа свои пряники, у нас свои. Ты, Сергей Варфоломеевич, скажи, ты чего от нас за молчание хочешь? Денег?
rus 
deu 
вернуться к предыдущей
читать
следующую